Не рисковать – это всегда лучше. Но мы все равно рискнем… (c)
Признаемся ли мы в этом или нет, сознательно или бессознательно, состояние поэтическое, трансцендентное состояние жизни, - это и есть по сути то, чего ищет публика посредством любви, преступления, наркотиков, войны или бунта.
Театр Жестокости и был создан для того, чтобы внедрить в театр представление о жизни страстной и судорожной; и жестокость, на которую нам хотелось бы опереться, следует понимать именно в смысле такой неистовой суровости, крайнего сгущения сценических элементов.
1. С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ОСНОВАНИЯ, иначе говоря, с точки зрения рассматриваемых сюжетов и тем:
Театр Жестокости будет избирать сюжеты и темы, отвечающие возбуждению и беспокойству, свойственным нашей эпохе.
(...)
В самом человеке же он вступит не только в ясную, лицевую сторону духа, но и в область его изнанки; реальность воображения и грез проявится тут наравне с самой жизнью.
Кроме того, здесь будут показаны общественные потрясения, столкновения между народами и между расами, природные силы, вмешательство слепого случая, притягательность рокового стечения обстоятельств, - либо косвенно, в воодушевлении и жестах персонажей, которые встанут вровень с богами, героями или чудовищами, - либо прямо, в форме материальных явлений, доступных с помощью новейших научных средств.
(...)
Мы рассчитываем на то, что театр будет прежде всего основан на зрелище, внутри же такого зрелища мы введем новое представление о пространстве, которое будет теперь использоваться во всех возможных планах и под всеми углами зрения в перспективе глубины и высоты. (...)
Используемые образы и движения окажутся здесь не только ради поверхностного услаждения глаз и ушей, но и ради более тайного и более плодотворного наслаждения духа.
Однако помимо такого логического смысла слова воспринимаются в колдовском, поистине магическом смысле - через свою форму, через чувственные эманации, а не только через прямой смысл.
(...)
Ибо все (...) эти взрывные вмешательства поэзии и юмора, призванные спутать и стереть в пыль всякую видимость сообразно принципу анархии, присущему всякой истинной поэзии, владеют своей настоящей магией лишь в атмосфере гипнотического внушения, когда к духу можно пробиться посредством прямого воздействия на чувства. (...)
Театр Жестокости рассчитывает вернуться к давно испытанным и магическим средствам воздействия на чувственность.
(...)
Эти средства, заключенные в различной насыщенности цветов, света и звуков, средства, которые прибегают к вибрации, трепету, повторению - будь то повтору музыкального ритма или словесной фразы, - средства, заставляющие вступать в дело тональность или же значимую оболочку освещения, способны достичь своего полного воздействия лишь благодаря использованию диссонансов.
Однако отнюдь не ограничиваясь воздействием на одно-единственное чувство, мы вынудим такие диссонансы перескакивать с одного чувства на другое, от цвета к звуку, от речи к освещению, от трепета жестов к ровной тональности звуков, и так далее.
Вследствие уничтожения сцены, сочиненное, выстроенное таким образом зрелище распространится на весь театральный зал, начиная с пола оно по легким проводам прожекторов достигнет стен, материально захватит собою зрителя, будет удерживать его в постоянном потоке света, образов, движений и шумов. Сценическое оформление будет создаваться самими персонажами, вытянувшимися в рост гигантских манекенов, пейзажами, написанными подвижными пятнами света, которые станут в непрерывном коловращении играть на предметах и масках.
И подобно тому, как в пространстве не останется никакого убежища, ни одного незанятого уголка, - не останется убежища или пустого места в самом духе или в чувственной сфере зрителя. Иначе говоря, между жизнью и театром нельзя будет больше найти четкого зияния, какого-нибудь перерыва постепенности. (...)